Министр промышленности и торговли Денис Мантуров об экспорте вооружения
В воскресенье в Абу-Даби (Объединенные Арабские Эмираты) стартует одна из крупнейших в мире выставок вооружений и военной техники — IDEX 2021. Российскую делегацию возглавил министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров. Накануне рабочего визита он рассказал обозревателю “Ъ” Галине Дудиной о том, что представят российские предприятия на первой в этом году тематической выставке, и о том, почему Россия не готова в одностороннем порядке отказываться от поставок вооружений сторонам конфликта.
«Мы традиционно славимся и сильны зенитными ракетными комплексами, противовоздушной обороной»
— Выставка в Абу-Даби неизбежно имеет региональные особенности. Можно ли говорить о специфике ближневосточных заказчиков? Логично предположить, что их особенно интересует техника, которая была использована в сирийской операции: истребители Су-35 и МиГ-29М, боевые вертолеты Ми-28НЭ и Ка-52, танк Т-90С, боевая машина поддержки танков БМПТ, противотанковый ракетный комплекс «Корнет-ЭМ», зенитная ракетная система С-400 «Триумф».
— Не буду скрывать, что по опыту мы видим, что коллег интересует в том числе и эта техника, которая прошла боевое крещение, в данном случае в ходе российской миссии в Сирии. И было бы неправильно говорить, что мы не учитываем результаты проведенных миротворческих операций. Конечно, с представителями других стран будут обсуждаться и истребители, и вертолеты, которые интересны именно с учетом огневой поддержки,— номенклатура, которая использовалась в Сирии, очень широкая, поэтому посмотрим, что коллег заинтересует больше. Но основная тема выставки все-таки сухопутная. И специалисты будут приезжать именно в этой области: главкомы сухопутных войск, специалисты по общевойсковым направлениям.
— Опыт миротворческой операции в Нагорном Карабахе тоже повлиял на разработку российской стратегии экспорта вооружений?
— Стратегия в данном случае не меняется, потому что она формируется нормативными актами президентского уровня и в первую очередь связана с технологиями и с форматом, который определен президентом: что можно поставлять, в каком объеме и каким странам. В рамках государственной программы вооружения традиционно в первую очередь принимается решение по поставкам главному заказчику, Минобороны России, а потом уже формируется паспорт экспортного облика для техники, которая получает путевку для своих экспортных возможностей.
— Какая российская продукция будет представлена и будут ли представлены действующие образцы? И чем ответим конкурентам?
— Мы традиционно славимся и сильны зенитными ракетными комплексами, противовоздушной обороной (ПВО), и это то, что мы можем поставлять на экспорт, здесь у нас существенное преимущество по сравнению с нашими зарубежными коллегами, которые стараются конкурировать с нами в этих нишах.
Действующих образцов на этой выставке мы не предусматриваем, за исключением стрелкового оружия. Мы, честно говоря, до последнего момента не предполагали, что выставка будет очная, а для формирования экспозиции и ее транспортировки требуется более длительное время. Поэтому на стенде будут представлены материалы и макеты, которые позволят заинтересованным специалистам и познакомиться с техническими характеристиками, и обсудить коммерческие аспекты. Что касается номенклатуры, то будут представлены, например, зенитный ракетный комплекс «Сосна» — модернизированная версия ЗРК типа «Стрела» в экспортном исполнении, модернизированный зенитный ракетно-пушечный комплекс «Панцирь», зенитная ракетная система «Антей-4000». Впервые потенциальным зарубежным покупателям будет представлен танк Т-14 «Армата», будет проведена официальная презентация.
— Кого, полагаете, он заинтересует?
— Думаю, что в первую очередь ближневосточные страны, которые традиционно заинтересованы в бронетанковой технике, а также страны Юго-Восточной Азии.
«Мы строго выполняем международные соглашения»
— Какие встречи, переговоры на высоком уровне у вас запланированы на полях выставки?
— В первую очередь предусмотрены встречи с высшими руководителями ОАЭ, с учетом того что я сопредседатель межправительственной комиссии по экономическому и техническому сотрудничеству. И мои коллеги из делегации — в нее войдут более 200 представителей различных ведомств, организаций, предприятий — будут встречаться с представителями других государств Ближнего Востока. Тем более что это первая в этом году очная международная выставка вооружений, думаю, будет большое количество желающих приехать на нее и провести очные встречи.
— Что конкретно вы будете обсуждать с руководством ОАЭ? Ранее говорилось, что Россия и ОАЭ продолжают обсуждать сделку по Су-35 и совместное создание легкого истребителя пятого поколения.
— Могу сказать без конкретики по обозначенным вами темам: у нас есть двусторонняя повестка и есть совместные проекты. Но мы стараемся ничего не озвучивать первыми до достижения договоренностей с другой стороной.
— А с Саудовской Аравией удалось согласовать проект совместного производства автоматов Калашникова? Такой меморандум был подписан еще в 2017 году.
— Что касается контракта на реализацию первого этапа создания совместного производства автоматов Калашникова, то он подписан сторонами и проходит межгосударственные процедуры согласования, после чего вступит в силу.
— Тогда другой вопрос, связанный с ОАЭ. В СМИ были сообщения, что США приостанавливают продажу вооружений Саудовской Аравии и Объединенным Арабским Эмиратам. Это может означать пересмотр правил торговли оружием, которого добивается международная общественность, в частности в рамках Международного договора о торговле оружием. Готова ли будет Россия пойти на такие же меры — отказ от поставок оружия сторонам конфликтов?
— Мы действуем четко в нормах международных соглашений и тех правил, которые существуют. Если нет запрета Совета Безопасности ООН на поставку в ту или иную страну военной и военно-технической продукции, то мы в одностороннем порядке, как правило, не накладываем каких-либо ограничений. Мы строго выполняем международные соглашения, поэтому мы и впредь будем придерживаться таких принципов.
— В конце января вы встречались с вице-премьером правительства национального согласия Ливии Ахмедом Майтигом. Вы обсуждаете с ливийцами перспективы сотрудничества после снятия эмбарго?
— Да, мы действительно обсуждаем такую перспективу и рассчитываем на восстановление наших индустриальных кооперационных отношений.
С вице-премьером мы обсуждали достаточно широкий перечень вопросов по инфраструктурным проектам, по поставке в первую очередь гражданской продукции, и рассчитываем, что этот контакт и интерес сохранятся и у наших предприятий будет появляться возможность получать какие-то заказы. Мы же все-таки там достаточно много и долго работали и поставляли и технику, и военную в том числе, и гражданскую, и индустриальное сотрудничество велось с точки зрения строительства инфраструктурных объектов, промышленных. Сейчас они требуют модернизации и восстановления, но, думаю, этим ограничиваться не надо.
Все-таки там был затяжной конфликт, долго шло противостояние, кому чего поставлять. И работа налаживается постепенно. Начнем, наверное, с гражданской продукции, а потом уже, когда все в стране наладится, вернемся к другим вопросам тоже.
— Вы ведете переговоры с западом Ливии или с властями на востоке тоже?
— Мы ведем переговоры с официальной стороной.
— В конце января издание The Times сообщало, что американские военные каким-то образом получили в Ливии комплекс ПВО российского производства «Панцирь-С1». Это представляет какую-то угрозу для безопасности России?
— Мы для себя не видим трагедии в том, что какой-то экземпляр был там каким-то образом получен. Комплекс уже прошел неоднократную модернизацию и сегодня выглядит совершенно по-другому.
— Владимир Путин ранее отмечал, что саммит Россия—Африка дал импульс развитию военно-технического сотрудничества (ВТС), что с африканскими государствами подписаны новые контракты на общую сумму около $1 млрд. Этот импульс еще сохранился? Ведутся ли сейчас новые переговоры с африканскими странами, помимо упомянутых арабских?
— Да, взаимодействие со странами южнее Сахары интенсивно развивается, и были подписаны контракты на сумму большую, чем вы сейчас назвали. Поставки уже осуществляются, и надо сказать, что и на будущее задел сформирован. Конечно, там не те объемы, как традиционно с Китаем или Индией, но по совокупности всех контрактов по странам можно говорить о хорошем потенциале.
Наибольший интерес африканские страны проявляют к стрелковому оружию (автоматы Калашникова сотой серии), средствам ближнего боя и вертолетам типов Ми-17 и Ми-35, а также зенитным ракетно-пушечным комплексам «Панцирь», самолетам семейства «Сухой» и «МиГ», противотанковым комплексам и системам ПВО «Корнет-Э» и «Тор-М2Э», танкам и бронетранспортерам. Эта техника подходит под их климат, работает в любых условиях, прошла проверку в боевых действиях.
Кроме того, на сегодняшний день для многих африканских государств актуален вопрос ремонта и модернизации имеющейся на вооружении военной техники российского и советского производства. Россия оказывает всяческую помощь в этом вопросе.
Работа по продвижению российской военной техники ведется в условиях серьезной конкуренции с ведущими игроками на международном рынке вооружений. Несмотря на это, ряд государств Африки южнее Сахары высказываются о Российской Федерации как о приоритетном партнере в области ВТС. В целом военно-техническое сотрудничество осуществляется с более чем 40 странами Африки южнее Сахары.
«Сейчас всем понятны правила игры»
— За время пандемии не возникло сложностей в плане поставок, выполнения договоренностей?
— С точки зрения исполнения заказов, как вы знаете, грузы не подлежали каким-то карантинным ограничениям. Это люди болеют, а промышленная продукция поставлялась без ограничений. Но появились дополнительные трудности с точки зрения выезда и двустороннего обмена делегациями и у нас, и у тех стран, куда планируются поставки техники или с которыми запланированы переговоры, подписание контрактов. Так что, конечно, приходилось использовать современные средства связи.
В итоге с точки зрения объемов и результатов у нас по экспорту просто 2020 год был даже чуть лучше, чем 2019-й. Портфель заказов «Рособоронэкспорта» составляет более $50 млрд, и надо сказать, что эта цифра на протяжении последних нескольких лет сохраняется примерно на этом уровне.
— Между тем в марте прошлого года Стокгольмский международный институт исследования проблем мира (SIPRI) отмечал, что за прошедшие пять лет экспорт оружия из России сократился на 18%. Вы видите такой тренд?
— Экспорт за последние пять лет у нас только увеличивался. В экспертных оценках авторитетный институт, полагаю, мог исходить из уменьшения объемов в целом производства Россией вооружения и военной техники. Об этом говорил и наш президент: пик госпрограммы вооружения пройден. Но это не отражается, например, на объемах каких-то секторов промышленности, отвечающих за оборонный комплекс. Например, по какой-то номенклатуре объемы уменьшились, по какой-то — сохранились или, наоборот, наращиваются. Все это всегда очень циклично, в зависимости от того, как формируются госпрограмма вооружения и основной заказ со стороны Министерства обороны.
— А вообще задача наращивать экспорт вооружений стоит или главное его не уронить?
— Вопрос не в том, чтобы уронить или не уронить, важнее поддерживать поступательный тренд. Экспорт все равно не растет существенно ежегодно, если растет, то буквально на небольшой процент, но это происходит поступательно. Но самое главное — это сохранение постоянного объема портфеля, более $50 млрд. Это то, что обеспечивает нам стабильность на будущий период, и мы исходим из того, что на ближайшие пять лет у нас есть хороший задел, который, конечно же, каждый год корректируется, но мы с уверенностью смотрим в будущее.
— А санкции на экспорт российского вооружения повлияли? Если не прямо, то косвенно, за счет ухудшения международной обстановки…
— С точки зрения объемов — не повлияли, наоборот, мы растем. Тем более с западными странами у нас нет военно-технического сотрудничества, за исключением каких-то стран, которые продолжают эксплуатировать нашу технику, и мы обслуживаем ее качественно, корректно поставляем запчасти. Но с точки зрения логистики и взаимодействия (и этим в том числе объясняются мои очень такие сжатые комментарии) влияние чувствуется. Страны стараются не анонсировать и не демонстрировать что-то лишний раз, чтобы не создавать себе проблем на перспективу. Да и мы никому стремимся не создавать проблем с точки зрения этого аспекта сотрудничества.
— То есть вы чувствуете нарастание напряжения в переговорах с международными партнерами?
— Нет, я бы сказал «сохранение напряженности». Напряжение давно уже наросло так, что дополнительно каких-то оттенков уже не замечаешь. Мы в этой ситуации живем, к ней не хочется привыкать, но мы адаптировались.
— Есть ли планы по реформированию системы ВТС, с тем чтобы российские предприятия могли активнее выходить на внешние рынки?
— А что, у российских предприятий есть сложности? Вы знаете, эта система выстрадана и сохраняется уже на протяжении многих лет. Более того, сегодня все предприятия при желании могут получить самостоятельную лицензию на поставку запчастей и самостоятельное обслуживание техники, поставленной и поставляемой по линии «Рособоронэкспорта». И я считаю это правильным, потому что я сам помню времена, когда работал на Улан-Удэнском авиационном заводе, и случалось, что мы сталкивались на переговорах в одной и той же стране, скажем, в соседнем кабинете, с Казанским вертолетным заводом. В итоге по ценам, естественно, выигрывал иностранный заказчик, а наша сторона проигрывала, потому что, во-первых, мы тогда не умели качественно заниматься экспортом, во-вторых, были элементы дезорганизации. А сейчас всем понятны правила игры, и выстроенная система работает, на мой взгляд, эффективно.