Экспорт как драйвер роста
Инвестиционный форум в Сочи (15-16 февраля) вновь подтвердил свою репутацию дискуссионной площадки, где обсуждения получают продолжение в практических решениях. В 2017 году среди главных новаций была идея создания «фабрики проектного финансирования» и расширения программ кредитования малого и среднего бизнеса. Хит-2018 – разворот к инвестициям в инфраструктуру, которая призвана стать главным вектором Стратегии пространственного развития РФ до 2025 года. Ее задача – создание точек роста на базе перспективных специализаций и оптимизации конкурентных преимуществ регионов и территорий, позволяющих им в том числе полноценно включаться в международные торговые отношения и цепочки добавленной стоимости. При этом преодоление инфраструктурного дефицита (только Дальневосточному «окну» на рынке АТР в ближайшие 5-6 лет требуется на эти цели около 1 трлн рублей) позволит устранить многие ограничения диверсификации экспорта и тем самым ускорить экономический рост.
Внешнеэкономические результаты-2017, на первый взгляд вполне убедительны. Профицит торгового баланса достиг $115,8 млрд (+28% к 2016 году, экспорт увеличился до 353,7 млрд (+25,5%), импорт – до $237,9 млрд (+24,2%). Такая динамика способствовала росту сальдо счета текущих операций (СТО) платежного баланса на 58% к уровню-2016 до $40,2 млрд, что сказалось на укреплении рубля (его реальный эффективный курс к иностранным валютам поднялся в течение прошлого года на 15,6%).
Восстановление внешнеторговых позиций (после крутого пике в 2015-ом), таким образом, продолжается и набирает силу. Существенны и структурные подвижки. Несырьевой неэнергетический экспорт прибавил в 2017-ом 20%, составив $190 млрд (такая цифра получается, если из общей суммы продаж за рубеж вычесть поступления от торговли первичными энергоносителями – прим. авт.). При этом поставки из РФ высокотехнологичной продукции, по предварительным данным, насчитывают около $40 млрд, распределяясь примерно поровну между товарами и услугами. Обнадеживает и то, что в 2017-ом вклад «цифрового кластера» (прежде всего, экспорт ПО и услуг по его разработке) вплотную подобрался к $9 млрд, превысив выручку от зарубежных проектов «Росатома». До $1,5 млрд принес экспорт образовательных услуг, около $1,7 млрд – отечественных технологий. Диверсификация торговых потоков из РФ, как видим, приносит первые ощутимые плоды. Тем не менее, процесс находится лишь в начальной стадии. Импорт высокотехнологичной продукции, к примеру, опередил в прошлом году ее экспорт почти на $100 млрд.
Для выравнивания такого дисбаланса на основе радикальных изменений в структуре экспорта принципиально важно соответствие стратегии действий главным тенденциям в развитии международной торговли. В первую очередь это касается участия российских бизнесов в трансграничных (глобальных и региональных) цепях добавленной стоимости (ЦДС), через которые, согласно оценке ВТО и Всемирного банка, в настоящее время проходит 60-67% мирового торгового оборота товаров и услуг. Такова сумма стоимости потоков в рамках простых и комплексных ЦДС. Для первых характерно использование импорта для внутреннего производства и потребления финального продукта (и это – типичный российский случай). Для вторых – применение импортируемых компонентов для производства продукта (промежуточного или конечного), экспортируемого в третьи страны.
Во внешнеторговой статистике для этого существует особый показатель – иностранная добавленная стоимость в экспорте. По данным ОЭСР, в 2015 году его среднемировое значение достигло 25%. Для России – по различным оценкам, ниже в 2-3,5 раза. Причем в ЦДС так или иначе (оценка ВНИКИ ВАВТ) попадает почти 52% суммарного российского экспорта, из которого 38-39% приходится на поставки промежуточной продукции в третьи страны (по оценкам ВТО, $92 млрд или 1,3% к мировому итогу в 2015 году). Но качество «включения» в цепи оставляет желать лучшего. Сливки добавленной стоимости снимают другие.
Вернуть упускаемую выгоду можно, повышая переделы того, что «промежуточно», и наращивая выпуск конечных продуктов. Примеры тому есть. Так, Volkswagen в текущем году с моторного завода под Калугой намерен поставить на внешние рынки 40 тыс двигателей (почти треть планируемого выпуска). ЦДС, сложившиеся в рамках локализации автокомпонентов в национальной экономике, тем самым получает внятную и законченную реализацию в экспорте. О схожих планах продаж в страны Таможенного союза и «дальнего зарубежья» заявляют Nissan, Renault и «Хёндай Мотор Мануфакторинг Рус». При этом компании задают вопросы о мерах господдержки, на которые они могут рассчитывать.
На необходимость усиления стимулирования экспорта указывают результаты мониторингов импортозамещения в 2014-2017 годах. По данным обследований лаборатории конъюнктурных опросов ИЭП им.Е.Т.Гайдара, к концу 2017 года о сокращении или полном обнулении импорта машин и оборудования сообщили лишь 7% предприятий, сырья – 8%. Свою роль в этом, естественно, сыграло укрепление рубля – в 2014-ом показатели составляли 30% и 22% соответственно. Однако главная причина все-таки в другом – отсутствии производства аналогов в РФ и/или низком их качестве (если они имеются). Между тем, выход российских компаний на конкурентные рынки и закрепление позиций в их нишах по сути означает то же импортозамещение – успешный экспортер всегда способен найти адекватный внутренний спрос.
Господдержка диверсификации экспортной деятельности с учетом этого обстоятельства становится критически важным ресурсом ускорения структурных сдвигов в экономике. В 2017 году ею воспользовались 6,6 тыс компаний. В числе востребованных инструментов: информационная и консультативная помощь, организация участия в выставках и бизнес-миссиях, компенсация затрат на транспортировку продукции, её сертификацию и патентование. Объем экспортных кредитов, выданных «Росэксимбанком» довольно скромен – 53,9 млрд рублей (67% установленного годового лимита). Правд, это на 17,75 млрд больше, чем в 2016-ом. Агентство ЭКСАР (тоже входящее в состав Российского экспортного центра) предоставило страховую поддержку на сумму около $10 млрд.
Все эти меры, вполне традиционные в мировой практике, важны и актуальны для российского бизнеса. Еще более значимы улучшение таможенного администрирования и инвестиционный климат, формирующий комфортные условия для повышения деловой активности. Определенные подвижки есть. По позиции «международная торговля» в рейтинге Doing Business РФ за пару последних лет поднялась со 140-го на 100-е место. В 2018 году, по версии PwC, вошла (заняв последнюю строку) в ТОП-10 рынков, наиболее перспективных для прямых инвестиций (прежде всего, в целях достраивания ЦДС – прим. авт.).
Тем не менее, многие фундаментальные проблемы находятся только в начале своего решения. В их числе имплементация в российское законодательство соглашения ВТО (декабрь-2013) об упрощении процедур торговли, переход к единому механизму налогового и таможенного администрирования в контексте не отдельных экспортно-импортных операций, а всей хозяйственной деятельности субъекта ВЭД и управлению рисками неплатежей через установление финансовых гарантий, либерализация валютного контроля и др.
Во многих секторах и отраслях существенное значение будут иметь перестройка сложившихся форматов госрегулирования на основе новых приоритетов. В первую очередь это касается нефтегазового комплекса. Дополнительные доходы-2017 (вследствие «сделки» ОПЕК+) бюджета и нефтекомпаний в 2,6 трлн рублей, конечно, впечатляют. Тем не менее, по прогнозам (например, BP) при удвоении к 2035 году мирового ВВП глобальный спрос на энергию увеличится лишь на 30%. Прогресс энергоэффективности меняет архитектуру энергетики, жесткая иерархия и централизация отступают. В тренд в настоящее время вписывается, пожалуй, лишь сжиженный природный газ. У России, уже входящей в четверку главных производителей, есть все основания рассчитывать к 2035 году (прогноз Минэнерго) на 15-20% мирового рынка.
В то же время, эксперты предлагают сместить акценты с экспорта первичных энергоносителей на структурный маневр, дающий на выходе отдачу от внешних продаж кратно большую (на 5-6-ом переделах добавленная стоимость увеличивается в десятки раз). Для этого, однако, необходимо стимулирование опережающего развития нефте- и газопереработки, создания нефтегазохимии как новой единой отрасли, модернизации химкомплекса с упором на его производные, прежде всего, производство новых материалов. Возможно, такой подход, способный существенно видоизменить российский экспортный ландшафт, найдет отражении в новом издании Энергостратегии-2035.
Другой очевидный адресат регулятивной перезагрузки – агросектор. В 2017 году экспорт продовольствия из РФ вырос до $20,3 млрд. 37% этого объема пришлось на зерно, благодаря чему страна стала второй в мире по его поставкам на внешние рынки. Перспектива ближайших лет – выход на позиции нетто-экспортера продовольствия, в том числе с 10-25%-ой долей на глобальном рынке органической сельхозпродукции. В числе предпосылок тому – 5-е место в мире по объему добавленной стоимости в агропроизводстве и седьмое по притоку ПИИ.
Тем не менее, 87% прибыли компаний АПК в 2014-2016 годах (исследование проведено аналитиками Deloitte) сформированы за счет субсидий, полученных от государства. При этом темп роста сектора в 2017 году сократился почти вдвое. Планы наращивания экспортной экспансии оказываются в зоне риска – продуктовая линейка слишком узка. Решение проблемы – внедрение новых технологий, что требует усиления господдержки в агронауке и подготовке кадров и ее перефокусировании на развитие складской логистики, переработки и инфраструктуры.
Низкокачественное состояние последней – узкое место в развитии далеко не одного лишь агробизнеса. Дефицит современных дорог, мостов, энергосетей, коммуникаций (то есть, всего того, что по образному выражению Дмитрия Медведева образует «скелет, на основе которого формируются «мышцы» экономики», а именно конкурентоспособные производственные мощности) является существенным ограничением роста. Он же значимо сдерживает реализацию экспортного потенциала.
Разворот экономической политики по этим векторам многообещающ, но одновременно и многотруден. Инфраструктурным планам развития регионов, которые еще предстоит увязать между собой и с общефедеральными векторами пространственного развития РФ, равно как и соответствующим госпрограммам, требуются надежные источники долгосрочного финансирования. Разгоревшаяся на Сочинском форуме дискуссия вокруг так называемой «инфраструктурной ипотеки» (по поручению главы правительства Минфин и МЭР в недельный срок должны выработать общую окончательную позицию) в конечном счете упирается в проблему генерации длинных денег в экономике, то есть, перезапуск накопительной пенсионной системы (возможно, при участии не только НПФ, но и страховых компаний) и развитие финансового рынка. А это – повестка гораздо более широкая, чем просто создание фонда развития инфраструктуры как оператора проектов, выпускающего облигации под федеральные бюджетные гарантии.
Темп роста после кризиса 1998 года насчитывал 10%, рецессии 2008-2009 годов – 4,3%. Нынешний отскок в 1,5% – прямой указатель на накопившиеся структурные проблемы. Решать их согласно мировому опыту, можно лишь благодаря открытости экономики. По расчетам экспертов ЦСР, удвоение к 2025 году несырьевого экспорта корреспондирует с ростом ВВП в 3,5-4,0%. Ориентир, безусловно заслуживающий внимания и в выстраивании структурной политики на перспективу. Конечно, она не может быть сведена только и исключительно к диверсификации внешнеэкономической деятельности. Но в ней-то как раз и возникает эффект некривого зеркала, где отражаются все усилия по формированию нового облика российского хозяйства. В этом смысле экспорт был и остается и драйвером его динамики, и маркером происходящих в нем перемен.